«Невозможно» — глупое слово. И трусливое к тому же. (с) Рокэ Алва
Пишет Гость ОЭ-феста:
30.04.2017 в 17:17
Исполнение 1. (закончено)URL комментария
— Признайте, в сложившейся ситуации замужество — самый разумный выход для вас.
Стежок ложился за стежком, в руке не дрожала ни игла, ни нить, и Мирабелла благословила день и час, когда впервые после смерти мужа вновь взялась за вышивание. Нелюбимое с ранней юности занятие позволяло не поднимать глаз на собеседника, дабы не испортить узор неловким движением. Проткнув ткань, она отпустила иглу, поправила нить и лишь тогда соизволила посмотреть на Алву:
— Замужество?Пятый день Кэналлийский Ворон гостил в Надоре, подгадав свой приезд к годовщине гибели Эгмонта Окделла, и Мирабелле пришлось прервать уединение под сводами часовни, нарушить молчание, кое не тревожили даже слова молитв, хотя все в замке были уверены, что она молится, сменить смирение перед судьбой на жалкую покорность проигравшего, который вынужден терпеть присутствие победителя, и встретить незваного гостя. Впрочем, какой гость — герцог Алва вошел в дом Повелителей Скал, как хозяин, вспомнивший о заброшенной земле. Такого высокомерного холода, издевательской вежливости и злости, едва прикрытой изысканными манерами, Мирабелла не видела даже в день, когда Алва привез оружие убитого им герцога Окделла.
Рокэ шевельнулся в кресле, устраиваясь удобнее, передвинул ноги поближе к камину и чуть прикрыл глаза:
— Да.
На миг он показался Мирабелле странно расслабившимся, словно зверем, коего сытный обед и тепло сморили на солнышке, но приглядевшись, она поняла — все обман, все напускное: и ленивая сонность, и тягучая певучесть речей, и сами слова.
— Мы с вами по-разному оцениваем разумное.
— Уверены?
— К тому же, вы не сказали «единственный выход», поэтому я не вижу смысла задумываться о подобном.
Во взгляде Алвы мелькнула насмешка:
— Почему вы говорите со мной?
— Создатель наделил меня языком и устами не для того, чтобы молчать.
— Вы холодны и мните себя неприступной, но мы оба знаем, вам неприятно находиться рядом со мной. Тем не менее, вы здесь, в этой комнате, делите со мной уже не первый вечер и не молчите.
— Это мой дом, — Мирабелла поднялась на ноги, — и моя гостиная, где же еще мне проводить вечера?
— Намекаете, что это мне здесь не место?
Алва уже усмехался в открытую, но чуть промедлив, тоже встал с кресла.
— Надор не Оллария, здесь не принято лукавить, играя намеками, потому не приписывайте мне чужих умений. Я говорю с вами, поскольку помню законы гостеприимства. Но вы правы — вам здесь не место. Вы убили моего мужа, лишили моих детей отца. И вы ни чем не отличаетесь от солдат, присланных в Надор волей короля, посему я буду говорить и слушать, прекрасно понимая, чем мне грозит откровенная нелюбезность и неповиновение...
***
— Ваши дети слишком бледны. Вы морите их голодом или заставляете излишне усердствовать в молитвах?
Мирабелла коснулась языком платка, оттерла грязь со щеки Ричарда, коротко улыбнулась ему и повернулась к Алве:
— Полагаю, вы объехали все окрестности, раздали указания старейшинам всех селений, проверили все сараи и погреба, а теперь изволите уподобиться прознатчику, дабы выведать, какая я мать?
Алва склонил голову к плечу, улыбнулся и жестом ярмарочного шута вытянул из-за спины кулек из плотной бумаги, в которую лоточники прятали вывалянные в меду орехи:
— И в мыслях не было. Ни к чему выспрашивать, все и так видно. Ваши бедные дети обделены лаской, лишены забав и радостей непослушания.
— Неправда!
Вывернувшись из-под материнской руки, Ричард подскочил к Алве и замер, вытянувшись в струнку и сжав кулаки:
— Вы не смеете так говорить про маму, это вы злой, гадкий, вы...
— Дикон, — подойдя к сыну, Мирабелла легонько сжала его плечо, — извинитесь перед герцогом Алвой.
— Но, мама?! Я же правду сказал!
— За правду, сын мой, честнее сражаться, чем сотрясать воздух дурными словами. Извинитесь, явите нам свою силу, ибо только сильный способен терпеть лишения и тяготы судьбы, не склонившись и не утратив воли. Герцогу Алве не досуг искать причины, он уже обо всем составил мнение, но мы простим ему слепоту и нетерпение. Извинитесь, и мы вернемся в замок, пора обедать.
— Извините, — буркнул Ричард и уткнулся лицом в юбку матери.
— А еще ваши дети вымуштрованы не хуже солдат. Чем вы добиваетесь подобного послушания? Розгами?
Мирабелла глубоко вздохнула, погладила Дика по голове и прошептала, будто украдкой:
— Видите, Дикон, нам случайно стало известно, что герцога Алву пороли в детстве, и теперь он желает убедиться, что все прочие дети страдали или страдают также, как мучился он.
— Вы неверно...
Не договорив, Алва хмыкнул, качнул головой и принялся разворачивать кулек:
— Пусть этот круг останется за вами, герцогиня. Вы любите орехи?
— Благодарю, не буду портить аппетит перед едой.
— Позволите угостить детей?
— Я все равно не стану есть, — нарочито зло произнес Ричард, обиженный, судя по выпяченной нижней губе и насупленным бровям, тем, что ему не достанется сладость.
— Эреа, — Алва легко опустился на колено, предлагая орехи Айрис. Та с некоторым испугом взглянула на мать, потом выбрала самый маленький орех и тихонько прошептала «спасибо».
***
— Помните, мы говорили о замужестве?
— Вы говорили.
— Действительно.
Алва провел пальцами по векам, ему нездоровилось или он страдал от похмелья, Мирабелла предпочитала не задумываться. То, что Ворону не нужны ни ее сочувствие, ни помощь, ясно так же, как невозможно представить, что его терзают угрызения совести.
— Вы женщина, вам не удержать Надор.
— Годы летят быстро, один уже прошел, Ричард вырастет...
— Думаете, ему позволят?
Мирабелла вздрогнула, игла воткнулась ей в палец, пятная вышивку кровью:
— Вы угрожаете мне?
— Предостерегаю.
Мирабелла свернула ткань, пряча иглу и отвратительное пятно, сжала правой рукой пальцы левой:
— Зачем вы приехали, герцог Алва?
Алва промолчал.
— Вы приказали солдатам покинуть Окделл, проверили все домовые книги, пересчитали то, что осталось от казны, любезничаете со служанками, подкупаете моих детей. Чего вы добиваетесь? Почему до сих пор не уехали? Что вас держит в Надоре?
— Уж точно не ваша благосклонность.
— Так дело в этом? — Мирабелла на мгновение зажмурилась, пережидая резь в воспаленных, от долгой бессонницы и шитья при тусклом свете, глазах. — Вам мало крови? Смерть мужа не насытила вас и вы вернулись за унижением жены... вдовы?
Алва дернулся, роняя кубок на пол, но Мирабелла не взглянула в его сторону. Поднявшись, она коснулась ворота, но руки так задрожали, что пришлось опустить их, прижать к телу.
— Клянитесь, что уедете и никогда, никоим образом не причините зла детям.
— Почему не просите за себя?
Резко вскочив с кресла, Алва подошел ближе:
— Не требуете обещаний молчать? Или вам все равно?
— Все равно, — повторила Мирабелла мертвеющим голосом, — все равно. Вороны питаются падалью, но вы, как пес, жадно принюхивающийся к найденному дерьму... забывший, что сам его и оставил.
— Ваше счастье, что я не бью женщин.
— Лучше бы ударили, мне было бы легче.
Мирабелла распустила шнуровку на рукаве, взялась за второй.
— Уймитесь, меня не привлекает слава насильника. К тому же от вашей покорности смердит жертвенностью, подобное меня не возбуждает.
Когда дверь за Алвой захлопнулась, Мирабелла осела на пол и расплакалась.
***
— Тише. Не вставайте.
С трудом открыв глаза, Мирабелла долго вглядывалась в неясные тени, прятавшиеся в темном бархате балдахина, потом посмотрела на Алву:
— Что случилось?
— Полагаю, обморок. Вы, любезная герцогиня, за какой-то надобностью пришли в отведенные мне покои, причем, в мое отсутствие, и, видимо, от огорчения, лишились чувств.
— Я никогда...
— Не огорчались? Или не лишались чувств? Глядя на вас, полагаю, вы их утратили еще в юности, по какой-то причине превратив себя в ледышку, или на вас так повлияло замужество?
Проигнорировав насмешку, Мирабелла попыталась сесть, с ужасом поняв, что лежит на кровати.
— Не торопитесь, не то снова упадете.
— Я должна...
— Не бойтесь, я не покушаюсь на ваши прелести, могу даже отойти в сторону.
Пересев с края постели в кресло, Алва прищурился:
— Утолите мое любопытство, раз уж на некоторое время мы заперты в этой комнате.
— Заперты?
— Вы желали, чтобы наше вынужденное уединение нарушил кто-то из слуг? Или хотели, чтобы кто-то увидел вас в моей постели?
Мирабелла прижала ладонь к ослабленной шнуровке ворота.
— Могу поклясться, что не преступил границы дозволенного. Вы же так любите клятвы, слушайте. Я, Рокэ Алва, клянусь, что сохраню в тайне и унесу с собой в могилу... то сокровенное... бледные веснушки на светлой коже и родинку под ключицей, которые мне посчастливилось лицезреть. Удовлетворены?
Мирабелла моргнула.
— Теперь мой черед. Откройте тайну, зачем вы пришли ко мне, а лучше расскажите, что так вас потрясло, что вы лишились чувств? Или это всего лишь странный вариант возмездия — уморить себя мне назло?
Алва говорил серьезно, но глаза его смеялись. И Мирабелла смутилась, помянув свое любопытство, приведшее ее в комнаты и толкнувшее приоткрыть оставленный на столе флакон.
— Я хотела узнать... простите, мне стоило спросить о ваших надобностях у вас, а не пытаться их угадать.
— Ай-яй, герцогиня, вы встали на неверный путь. И лжете вы прескверно.
— И простите, что коснулась вашей вещи. Тот флакон, на столике, мне стало любопытно, что в нем.
— Ваше счастье, что ничего ужасного. Всего лишь масло растения, произрастающего в Кэналлоа, и в нем оказалось слишком много солнца, моря и свободы для столь нежного северного создания. Но вижу вам лучше, на лице появился румянец. Желаете перебраться в кресло?
— Да.
С помощью Алвы Мирабелла поднялась с постели, прошла до стола и села в кресло.
— Раз уж сегодня вы — моя гостья, позвольте предложить вам вина?
— Моего вина?
— Помилуйте, герцогиня, то, что подают к вашему столу нельзя назвать вином.
Алва откупорил бутылку, отставил ее в сторону и, переставив стул, сел напротив Мирабеллы.
— Придется чуть обождать, вино не терпит суетливости. Предлагаю развлечься беседой о тщете сущего, воспитании детей, переменчивости погоды и нравах нынешних юнцов.
— Зачем вы приехали?
— Не быть вам придворной дамой, Мирабелла, вы не умеете угождать. Отвергнув легкую, ни к чему не обязывающую беседу, вы отдали предпочтение выпытыванию истинных мотивов.
— Герцогиня Окделл или сударыня. Я не давала вам права называть себя по имени.
— А вот я мог бы вам позволить подобную малость.
— Благодарю, но предпочту избежать этого. Что касается придворной жизни, я никогда не стремилась к ней, а теперь не смогу даже мечтать о переменах в желании.
— Вы вновь упускаете возможность замужества. Вам стоит только осчастливить соискателя согласием и все двери откроются пред вами.
Мирабелла помедлила, собираясь с мыслями:
— Знаете, что меня радует?
— Теряюсь в догадках.
— То, что ничто в вашем поведении и поступках не дает мне задуматься о вашем стремлении стать этим самым соискателем. Вы общаетесь со мной, как с офицером, приехавшим на место погибшего герцога Окделла.
Алва неспешно встал, разлил вино по бокалам, поставил один перед Мирабеллой:
— Жаль, что вы не офицер.
— Поясните.
— Было бы проще приказать вам дать согласие на брак со мной.
— Я... я не верю вам.
— И вряд ли поверили, если бы я начал ухаживать, одаривать вас драгоценностями, петь серенады под окнами, писать письма. Не так ли, сударыня?
— Но вы не стали.
— Не стал.
— Вы приехали, вызнали то, что вам было интересно, и попытались... но не сказали всей правды.
— Всю правду не знает никто.
Мирабелла пригубила вино, поставила бокал на стол и повернулась к окну, за которым не было ничего, кроме серого надорского неба.
— Я не верю вам, но расскажу, как будет. Как могло бы быть. Вы, безусловно, сумели бы очаровать и соблазнить меня, потратив на это больше или меньше задуманного времени, а потом оставили, вернулись в Олларию к прежнему образу жизни, потому что осознали, что заигрались и брак вам никогда не был нужен. И я бы это пережила, прокляв себя за слабость, за гордыню, нашептавшую глупость утереть нос всем вашим любовницам, что первый любовник Талига предпочел их прелестям надорскую ледышку. Я бы пережила, но не совладала бы с болью, отдав ее сыну, сделав его орудием своего возмездия. Не хочу.
— Но почему...
— Или исполнили обещанное, женились, преследуя какую-то только вам известную цель. И это был бы брак по расчету. Для вас и для меня. Не думаю, что это принесло бы счастье.
— Вы уже выходили замуж по любви, герцогиня, будьте честны, это принесло вам счастье?
— Не вам судить.
Алва допил вино и, разбив бокал об пол, опустился на колено:
— Раз все карты раскрыты, ответьте откровенно, герцогиня Окделл, вы выйдете за меня?
— Нет.
— Это единственно возможный и окончательный ваш выбор?
— Да.
— Что ж, — Алва взял Мирабеллу за руку, коснулся губами ладони, — признаю и склоняюсь пред вашей волей.
— Вы покинете Надор?
— Тотчас же.
— И никогда не вернетесь.
— Не вернусь.